CIFS: curious information funneled sometimes

Если кто похож на меня и невнимательно изучал историю Голливуда, то рекомендую:
1. http://en.wikipedia.org/wiki/Motion_Picture_Patents_Company
2. http://en.wikipedia.org/wiki/Cinema_of_the_United_States#Rise_of_Hollywood

Классический пример того, как непреодолимые препятствия в буквальном смысле переворачивают мир. Ну и еще война, конечно.

ailev и vitus_wagner довольно часто дискутируют в своих журналах на темы экономической целесообразности развития тех или иных технологий. В связи с последней дискуссией у Витуса, мне вспомнилась история влияния частного бизнеса на государство в 1960-х годах в США, которая крайне красноречиво описывает то, что можно наблюдать в России последние лет десять, но совершенно с другими результатами для общества. Вчерашняя годовщина первого полета в космос приходится весьма кстати и позволяет продемонстрировать контекст этого влияния.

Итак, в конце 50-х и начале 60-х США столкнулись с реальной проблемой: капитализм в целом и страна в частности не смогли обеспечить лидерство и даже паритет с коммунизмом в космической сфере. Попытки политической элиты поставить все ресурсы страны на борьбу с технологическим коммунизмом не помогали. Зажигательное обращение Кеннеди, поднявшего глаза страны к Луне и высокой идеей спровоцировавшего рост технического образования и технологических разработок при щедром финансировании, не приносило реального дохода. Виной тому была политика государства в лицензировании частному сектору изобретений, разработанных в рамках государственных контрактов. Фактически, дело дошло до того, что многие компании даже не сообщали о своих изобретениях государственному заказчику. Так, в 60-х следующие взгляды в отраслевых журналах были преобладающими:

"It’s about time something concrete was done about the question of proprietary rights," complained the aerospace trade journal, Missiles and Rockets, in its July 24, 1961 issue. "Ours presumably is a society based on economic, democratic capitalism, not communism. We count on competition among private firms to keep us ahead of the Russians . . . . To dispossess a company of its know-how is to take away its winning weight on the shuffleboard. . . . In the competition with the Soviet Union in the decade ahead, every bit of industrial skill this nation possesses must be available to the government. Anything that threatens the enthusiasm and willingness of private firms to participate in government programs endangers our chances of survival as a nation. Missile/space industry firms are willing to gamble time and capital in programs such as Apollo. But they must be assured that they will not be denied the benefits of their efforts."

A month later, the industry’s leading trade journal, Aviation Week and Space Technology, reported on a study it had conducted that concluded that "only a fraction of the inventions made under NASA research contracts actually are reported to the space agency." More importantly, NASA’s patent policy was preventing the agency from obtaining expert industrial participation in the space program; some firms had "not dared to enter into any agreement with NASA or any of its prime or subcontractors which might be construed to invoke research and development work on [their] part;" thus "NASA patent policy [had] a ‘debilitating effect upon industrial incentive".

Это цитата из замечательного исследования директора департамента стратегического планирования НАСА Сильвии Катарины Кремер, опубликованного в 1999 году. Отрасли, работавшие над решением национальной сверхзадачи, старались не упустить и свою выгоду, а государственная политика им в этом явно не помогала. Неудивительно, что различные попытки "сбалансировать" политику лицензирования собственных разработок на общественные средства приводили к активному лоббированию в конгрессе и даже Белом доме. Потребовалось около двадцати лет и правление четырех президентов, чтобы эта работа завершилась "победой" -- вначале сознательным затуманиванием и размыванием правил выдачи лицензий на использование патентов и технологий, принадлежавшим государственным агентствам как результат исследований и госконтрактов, а затем и прямым изменением закона об авторских правах и патентного права в 1983 руками Рональда Рейгана.

Каков же результат? 20 лет лоббирования интересно оценить по следующим 20 годам работы этих законов. В своей работе Кремер приводит пример НАСА. За период 1976-1996 НАСА зарегистрировала на себя 2620 патентов на изобретения, выполненные на государственные деньги. За этот же период НАСА "отпустила на свободу" 1716 патентных заявок, передав права на них компаниям, которые сделали эти изобретения. Средняя номинальная стоимость каждого патента составляла около 40 миллионов долларов США. Это означает, что государственных средств на их разработку было потрачено около 68.8 миллиардов. За 20 лет эта сумма составляет около 64% всего научно-исследовательского бюджета НАСА.

То есть, результат лоббирования смены законодательной базы позволил только связанным с НАСА отраслям стать отдельным сектором экономики страны. Дальше -- больше. Основная направленность патентов НАСА за этот период -- средства контроля качества и измерения экспериментальных данных. Следующая категория -- технологии извлечения энергии или распространения энергии (электрической и химической).

Итак, контроль и измерительные приборы и энергетическая эффективность. И лишь затем аэронавтика и материаловедение, включая биохимию. До информационных технологий и технологий связи еще были добыча и переработка природных материалов. В то время как мы сегодня в основном думаем о результатах в аэронавтике и информационных технологиях, реальность такова, что из оставшихся в ведении НАСА патентов основная масса лицензий частными компаниями была получена на технологии электромоторов, синтетические материалы, методы повышения/понижения вязкости поверхности предметов, биохимические технологии и прорывы в хирургии.

Все эти технологии сформировали базу индустриальному взрыву в США в 80-90-е годы, позволили создавать сложные контролируемые производства с постоянно повышаемой сложностью и точностью обработки. Они же послужили одним из могильщиков старых технологий и способов производственной деятельности. Как легко заметить, новшества в контроле качества и измерительной технике делали традиционные методы ведения производства практически ненужными, одновременно сокращая производственный цикл и делая производство менее зависимым от конкретных школ или традиций.

Это "уничтожение школ" и резкий скачок в производстве я считаю одним из важных аспектов сложившейся ситуации, когда современные предприятия и исследователи не могут опираться на разработки 50-70-х годов и "восстановить производство шаттлов". Совершенно аналогичная по результату ситуация на постсоветском пространстве имеет похожий движущий фактор -- подкрутку законодательства под собственные нужды. В отличие от американской истории эта подкрутка не была направлена на создание собственного сектора экономики. Она ориентировалась и продолжает ориентироваться на краткосрочные результаты в основном финансового характера.

Из этой истории можно сделать несколько выводов. Один из них очевиден: те, кому небезразлично развитие технологического сектора страны, необходимо внимательно и настойчиво концентрировать свою деятельность в том числе и на работе с законотворцами. Объяснять, дискутировать, парировать и серьезнейшим образом вовлекаться в законотворческий процесс. Лоббирование интересов необходимо не только на уровне писем к высоким чиновникам, нужна постоянная и жесткая работа с четким долгосрочным прогнозированием не только технологического, но и юридического будущего.

New York Times пишет о том, как наследие графа Цеппелина кормит 57000 жителей города Фридрихсхафен в Германии. Цеппелин в начале XX века основал фонд, пожертвования в который шли на работы по созданию дирижаблей. Он постановил, что управление фондом должен быть передано городу, если станет невозможным дальнейшее проведение работ по дирижаблестроению. После второй мировой войны французские оккупационные власти отдали фонд администрации Фридрихсхафена. Фонд владеет долями в разных предприятиях-наследниках бизнеса Цеппелина, так что дивиденды от их успешной деятельности идут в фонд, а через него -- в казну города. Отчисления невелики в процентном отношении, но составляют от 60 до 80 миллионов долларов в год, поскольку сами предприятия стали довольно крупными: например, ZF Fridriechschafen занимается производством запчастей для автомобилей и зарабатывает около 20 миллиардов долларов в год, а на предприятиях компании работает около 60 тысяч человек по всему миру. Так что фонд неожиданно оказался драгоценным, а то, что он принадлежит городу, понравилось не всем. В последней четверти XX века даже были судебные разбирательства, результатом которых стало то, что фонд стал тратить деньги на развитие дирижаблестроения. Эта деятельность защищает город от домогательств: сейчас четыре построенных дирижабля, несмотря на то, что они все работают в убыток, позволяют сохранить городу власть над фондом и доходы в городском бюджете, строить социальные объекты и поддерживать инфраструктуру города. Интересно, что уровень безработицы в регионе всего 2.5%, многие жители работают на предприятиях, владельцем которых является фонд графа Цеппелина.

А начиналось все с народных пожертвований 108 лет назад...

Очень сильное интервью академика Вячеслава Иванова было опубликовано в "Эксперте" 26 мая. Рекомендую всем. Для тех, кто не знает, краткая справка:

Родился Вячеслав Иванов в 1929 году в Москве в семье известного советского писателя Всеволода Иванова, входившего в двадцатые годы в группу «Серапионовы братья». В 1955−м Вячеслав Иванов защитил кандидатскую диссертацию о судьбе индоевропейских корней в клинописном хеттском языке. В 1958 году он был уволен из Московского университета за несогласие с официальной оценкой романа Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» и поддержку научных взглядов Р. О. Якобсона. Отлученный от гуманитарных исследований, Вячеслав Всеволодович переключился на математическую лингвистику и несколько лет заведовал группой машинного перевода в Институте точной механики и вычислительной техники АН СССР. В 1978 году защитил докторскую диссертацию о балтийском и славянском глаголе. С 1989 года по настоящее время Вячеслав Всеволодович — директор Института мировой культуры МГУ. С 1992 года — профессор кафедры славянских языков и литератур Университета Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе. С 2003−го — директор Русской антропологической школы при РГГУ. Вячеслав Всеволодович — академик РАН, член Американской академии наук и искусств. Лауреат Ленинской премии 1988 года за книгу «Индоевропейский язык и индоевропейцы» (совместно с академиком Т. В. Гамкрелидзе), Государственной премии 1991года за двухтомник «Мифы народов мира» (с соавторами).

MIT выпустил на свободу код Multics. Помимо очевидной исторической и научной пользы от этого, публикация исходных текстов и документации к Multics подводит черту в "битве за концепции", которую пыталась вести в судах SCO.

А когда исторически в процессе выбора места следующей олимпиады появился тезис о том, что проведение олимпиады должно способствовать развитию выбранного региона? Ведь наверняка до годов тридцатых прошлого века это еще не фигурировало?

Отлично совпало в ресурсах, которые я читаю:

• Bruce MacEwen пишет о руководителях, которые могут думать о развитии своих компаний на 20 лет вперед на примере президента General Electric.
• Michael Tiemann вспоминает о том, как 20 лет назад вышла первая версия тогда еще GNU C Complier, для которой он сделал поддержку NS32032 за две недели после скачивания исходников компилятора, а чуть позже добился 40% прироста производительности по сравнению с коммерческим компилятором от National Semiconductor. Этот ход заложил основу его десятилетию работы над GNU C++ Compiler и основанию Cygnus. Майкл тоже задается вопросом, что же делать в следующие 20 лет?
• Наконец, Jim Thompson, известный своей работой над GNU Emacs, в продолжение истории Тиеманна, рассказывает о своей двадцатилетней истории -- переноса GNU C Compiler и GNU Debugger на Convex, из которого его в конце концов за это же и уволили.

А что вы планируете на следующие двадцать лет?

Всегда впечатляет, когда код начинает жить своей жизнью. Особенно интересно, когда он теряет первоначального автора и как Колобок отправляется путешествовать. Где-то в ноябре 2002 или около того (прошло четыре года уже!), я написал небольшое дополнение к Ruby 1.7, которое облегчало жизнь собирателей дистрибутивов GNU/Linux. Патч этот испокон веков входит в ruby в ALT Linux, а вот сейчас его, оказывается, включают и в основной Ruby 1.8. Предыдущая наша попытка его протолкнуть upstream окончилась неудачей и очередной огромной битвой между BSD и RPM :-) в ruby-core@.

Теперь, когда этот патч прописался в Mac OS X и OpenSUSE, его принимают с косметическими изменениями, без флеймов и споров. :-)

Спасибо raorn@ за ссылку на нынешнюю дискуссию.

Огромная часть истории распределенных компьютерных сред, Distributed Computing Environment Remote Procedure Call, DCE RPC, усилиями Jeremy Allison и Luke Kenneth Casson Leighton (lkcl), была освобождена изначально в 1998 (версия 1.1), окончательно (версия 1.2.2) -- в 2005, под GNU LGPL. К этому моменту весь этот сотнемегабайтный массив кода стал практически бесполезным -- code not tested is bit rotten -- за два десятилетия его существования уровень написания программ в POSIX вырос значительно, а неживой код реально умирает.

Использовать этот "неживой" код в реальных проектах, извините за каламбур, было нереально. Но никто не брался за его переворачивание и переработку. Никто, кроме Jeremy Allison, которому удалось в свое время убедить Novell в необходимости и важности этой работы. А также Luke Howard, основателя PADL Software, и в прошлом одиного из ключевых разработчиков Apple. Luke, по заказу Novell, провел модернизацию DCE RPC. И эта работа опубликована 5 февраля 2007 года.

Так сказать, последний подарок Jeremy по уходу из Novell. :-)

Однако, почему такая активность и война вокруг старого кода с более чем двадцатилетней историей? Для того, чтобы оценить его важность, не надо быть программистом. Достаточно знать, что именно DCE RPC лежит в основе всех важнейших сетевых протоколов, реализованных Microsoft, а в первую очередь -- в основе Microsoft Exchange, MS SQL, CIFS, да и пожалуй все Win32 API отображается на сетевую посистему поверх DCE RPC. Samba реализует лишь малую часть функций DCE RPC, а до недавнего времени не было самой главной части -- компилятора языка описания интерфейсов (Interface Definition Language, IDL). В рамках Samba4 такой компилятор был написан и даже существенно расширен, однако некоторые важные компоненты системы по-прежнему надо создавать. И вот почему DCE RPC, в создание которого в свое время вложились IBM, Digital, HP, так важен для нас и двадцать лет спустя.

LKCL, несмотря на всю свою неоднозначность (например, форк Samba в виде Samba-TNG), поставил практически всю свою жизнь на создание аналога MS Exchange под POSIX (нужно ли это -- вопрос риторический, но реальной замены всему Exchange без замены клиентской инфраструктуры на сегодня практически не существует). Не будет преувеличением сказать, что Microsoft поставил всю свою бизнес-жизнь на существование и эксклюзивность действующей реализации DCE RPC и того, что они поверх нее понастроили. Так что, подарок Jeremy действительно дорогой.

Лаборатория Касперского выпустила новую версию своего антивируса для Samba. То есть, это антивирус и модуль, который встраивается в Samba и занимается перехватом и анализом всех файлов, с которыми работают пользователи. На предмет наличия вирусов, разумеется, а не как Большой Брат.

Приятно видеть, что те два года, которые я боролся с нашими антивирусниками (Kaspersky и DrWeb), не прошли даром -- обе компании научились уважать чужой труд и лицензии, под которым этот труд распространяется. Некоторое время назад Kaspersky не распространяли исходный текст модуля для Samba, потом они стали вкладывать обещание такой текст предоставить по первому требованию по цене носителя, а затем, наконец, стали вкладывать исходники прямо в пакет.

DrWeb вкладывал исходники с самого начала. Вообще, в обеих компаниях довольно ревнивно относились к друг другу и когда кто-то один из них забывал выложить исходники очередной версии, другой на него быстренько "сообщал" в Samba Team. Ну да, кто былое помянет... Сейчас обе компании молодцы. :-)

А вот третья компания, с которой я сражался -- Reliable Antivirus -- признала нарушение лицензии в 2003 году, попыталась исправить, провалилась, пыталась исправить снова и, в конце концов, была куплена Microsoft, которая просто закрыла разработку продуктов под UNIX и Linux.